Журнал День и ночь - Автор неизвестен

Глава 9

Овечка на заклание

Он понравился мне сразу. Это был тот самый толчок в сердце, о котором мечтает всякая девушка. Помните, как это случилось у Татьяны Лариной?

— Ты лишь вошёл, я вмиг узнала, вся обомлела, запылала, и в мыслях молвила: Вот Он! Не правда ль, Ты ко мне являлся, Ты говорил со мной в тиши.

Герой будущего романа явился к своей принцессе не на коне и не под парусами, а банально, в духе времени, в машине. Машина была вся какая-то чистенькая, славненькая, приятных округлостей и изумительного изумрудно-бирюзового цвета. В Нью-Йорке, во-первых, не бывает таких чисто вымытых машин, во-вторых, мне безумно понравился её цвет — и изысканный, и радостный, и чистый. Мне понравилось весёлое круглое лицо с живыми смешливыми глазами, выглядывающее из окна автомобиля. Мне понравился его костюм — серый, с искоркой, из какой-то светящейся ткани.

Костюм и машина казались очень дорогими, и сам он — респектабельным, обаятельным и надёжным. От него дохнуло тем самым скромным обаянием буржуазии — запахами сытой жизни, хрустящих простынь, просторного дома со светлыми зайчиками на зеркально отполированном паркете, шезлонгом в саду, запахом ванильных булочек и свежесваренного кофе по утрам.

Он не вышел из машины, а просто открыл дверцу, и я без раздумий и опасений села и смело взглянула в его лицо, и мы заговорили так, словно знали друг друга сто миллионов лет.

Позже я поняла, почему он проигнорировал законы ухаживания — Майкл был маленького роста, и чтобы скрыть это, позволил себе небольшую хитрость. То, что я выше его чуть ли не на полголовы, обнаружилось, когда мы вместе вышли из машины — Майкл остановился возле какого-то русского ресторана на Брайтоне. Но это уже не имело никакого значения, я была безнадёжно влюблена.

Коньяк, вино, салат «Оливье», мясное и рыбное ассорти, котлеты по-киевски, цыплёнок-табака, грибной жульен, пирожки, пирожные, мороженое с фруктами — Майкл оказался по-царски щедр, весел, эрудирован, обаятелен и заботлив.

Все достоинства были налицо, и ничего меня не насторожило. Не прозвонил внутри маленький колокольчик: «Осторожно, опасность!»

Обычно я прислушивалась к самому тихому и единичному его звяканью — но нет, молчала интуиция, не встрепенулся мой Ангел Хранитель, не толкнул меня под столом ногой, не разлил бокал с вином, не подал никакого знака. Жрал, небось, гадина, пил и веселился, пристроившись где-нибудь на помпезной хрустальной люстре и прихлопывая в такт дородной, затянутой в чёрный люрекс певице, которая прикладывала к пышной груди пухлые ручки и выводила низким контральто «Калинка, калинка, калинка моя!»

Может быть, рекомендации Люды оказалось достаточно, чтобы поверить выданной ею характеристике Майкла, но я не учла того, что она начисто была лишена романтизма и к людям подходила исключительно с практической точки зрения. Может быть, сказался недостаток жизненного опыта — теперь я точно знаю, что весёлый и приятный человек может оказаться подлецом и негодяем, а скучный и невразумительный — благородным и честнейшим. Может быть, я не хотела думать о том, что у каждой медали есть две стороны, что человек многолик, и видела то, что хотела видеть. У меня не было ни времени, ни сил ни на долгие свидания, ни на проверку чувств.

Судьба опять подшучивала надо мной: «Тебе нужно замуж, ну, вот — выходи!»

Вещи поместились в машину — немного одежды, немного книг. Всю нехитрую мою посуду и постельное бельё он велел оставить, не позволил взять ни прикроватный коврик, ни шторы с окон. Всё это милое барахло, которым я обживала, украшала комнату, будет мне не нужно в новой жизни, и я с лёгкостью с ним рассталась.

Сев в машину, я окинула взглядом бурые коробки шестиэтажных зданий, серую слякоть, голые деревья — и почувствовала себя так, словно опять иммигрирую. Позади остаётся беспросветная тоска, бесперспективность, тупая и нудная работа, одиночество и бесправность. Вперёд, в будущее!

В светлом будущем я угнездилась радостно, с уверенностью любимой женщины, хозяйки и полноценного гражданина, вернее, гражданки. Майкл гордился тем, что я выше его, и я почти не замечала низкого роста избранника, который был «настоящим полковником» — уверенным, целеустремлённым и активным человеком.

Сработал классический стереотип — неказистый, но крепко стоящий на ногах мужчина и высокая блондинка, с удовольствием потрошащая его кошелёк. Ему нужны её рост и красота, как возмещение комплексов и визитная карточка успеха, ей — комфорт, стабильность и отсутствие борьбы за выживание.

Это я сейчас так ехидничаю, отплыв на несколько лет от идиллической картинки, оказавшейся на самом деле фильмом ужасов — Хичкок отдыхает.

Красавица и Чудовище — так нас называли знакомые и родственники. У него была куча родственников, довольно милых людей, целый дружный, монолитный семейный клан евреев. Про Майкла они сами и говорили: — В семье не без урода.

Майкл и был самым настоящим уродом — патологически жестоким, свирепым, самовлюблённым, нетерпимым и скупым.

На другой стороне медали он был довольно обаятельным, я уже описывала его остроумие, эрудицию, приятный голос.

Он был прав. С ним нельзя было долго встречаться — волчья морда рано или поздно вылезла бы из-под овечьей шкуры. Он честно влюбился и сразу же уволок невесту в логово холостяка, из которого уже сбежала парочка невест, как из замка Синей Бороды. Он честно старался быть хорошим — но его старания хватило ровно на два месяца.

Через два месяца голубиных сюсюканей, ужинов при свечах и прочей лабуды мне было сказано, что я часто писаю, то есть расходую много воды для сливания продуктов жизнедеятельности, много пишу писем в Россию — аж по два в месяц, и на марки выходит приличная сумма. Он даже посчитал на калькуляторе и показал мне, безмолвной и трепещущей, экранчик дисплея для вящей убедительности.

Выходило что-то вроде шестнадцати долларов в год. Потом, в доме горит свет, пока он на работе, приходится больше покупать еды и так далее, и тому подобное.

Я, до той поры пребывавшая в статусе любимой женщины и потому обретшая томные повадки, поволоку во взоре, плавность движений, одетая в шёлковые или бархатные халаты, чулочки на подвязках и браслет с бриллиантами, вдруг почувствовала себя мерзким, прожорливым гиппопотамом, прокормить и содержать которого нет никакой возможности. В жалкое своё оправдание хочу сказать, что, ожидая любимого с работы, убирала двухэтажный дом и извращалась в кулинарии. Частенько приходилось топать километра четыре по лесу к ближайшему супермаркету — то за картошкой, то за соком, то за горошком к салату «Оливье», который я сооружала, как апофеоз счастливой жизни.

Ощутив вдруг свою огромность и неуклюжесть, я присела на диван, и теперь уже он возвышался надо мной и отчитывал, и говорил, какая я неаккуратная — я ела банан не за столом в столовой, а на диване, и он нашёл, нашёл крошечку от банана на полу, и курицу я готовить не умею — она всегда жестковата. Мне казалось, что он шутит, он любил шутить и смешить меня. Но он не шутил. Щетинка на бритой голове встала дыбом, и я вдруг увидела, (и как раньше не замечала?), что у него короткие сарделькообразные пальцы, а на шее толстая складка.

А приметы? Сколько было нехороших примет, когда мы ездили расписываться в мэрию: и защемленный дверкой машины букет цветов — тогда напрочь срезало все верхушки роз, а когда Майкл побежал за вторым букетом, полицейский влепил штраф за неправильную парковку, и разбитое зеркальце, и позорно опоздавшие, прибывшие к концу церемонии свидетели. Бежать надо было ещё тогда! А как же счастье, а зелёная карта? Пол в буквальном смысле поплыл у меня под ногами. Каменный остров превратился в хлипкий плот.

Устойчивая крепость-дом, муж, положение, отпуск зимой на островах, Рождество с подарками, тихие семейные вечера у камина, рождение ребёночка — оказались картонным бараком, карточным домиком, хлипкой иллюзией, разлетевшейся от первого порыва ветра. Я ощутила себя на плоту, в бурном штормящем море. Плот несёт по волнам, вверху равнодушные звёзды, наблюдавшие не одну драму. Доплыву ли до берега? И существует ли она, прочная каменная твердь? Мне казалось, что нет.

Меня сдувает, сносит в открытое море, а я не хочу умирать, нужно выжить любой ценой, выжить! Нужно уцепиться, хотя бы за сучок в бревне, притвориться веточкой, букашкой, только доплыть до берега, выжить, а там бежать.

Я попала в замок к Синей Бороде, к сумашедшему, хитрому и опасному типу, умело притворяющемуся нормальным человеком. Да, молчала моя интуиция, опять я принимала желаемое за действительное. Конечная цель — даже не замужество, рождение ребёнка и спокойная жизнь — всё то, к чему сознательно и подсознательно стремится всякая женщина, а стремление к свободе в государстве, повязавшем своих граждан условностями: пропиской, паспортами, видами на жительство, визами — привело меня в теперь тюрьму.